Хоть  и очень яойное, но очень... Даже не знаю, как сказать - просто цепляет... А вот с автором заминочка вышла... если обнаружиться, буду только рада!

Сотовый опять вибрирует в кармане джинсов.
Этот полицейский, он опять звонит мне. Он хочет сказать, что произошло еще одно загадочное убийство. Еще одна смерть еще одного преступника. Еще один сердечный приступ.
Этот полицейский, из команды твоего отца, его голос дрожит.
Я размешиваю ложечкой сахар. Кофе с молоком. Кофе с сахаром. Кофе с привкусом коньяка. У тебя глаза - цвета кофе.
Цвета кофе с крупинками предательства.
Этот полицейский, захлебывающимся от волнения голосом, он говорит, что это - еще одно доказательство, что ты - не Кира. Ягами Райто - не Кира.
Я делаю глоток. Обжигающая сладкая жидкость. Моя жизнь была такая же обжигающая и сладкая, почти соответствовала идеалу, пока в ней не появился ты.
Этот полицейский, я говорю ему:
-Ага.
Я говорю:
-Я знаю.
Я говорю:
-Он не Кира.
Ты не Кира.
Этот полицейский, он продолжает что-то говорить, что-то о камерах наблюдения, которые можно отключить. Что-то о том, что он проспорил десять долларов, он думал, что величайший преступник века - ты. Что-то о том, что я уже не слышу.
И еще, что-то о том, что я могу признать свое поражение.
Этот полицейский, он в чем-то определенно прав.
Не для протоколоа, но любовь - это всегда поражение. Любовь - это заранее проигранная битва. Любовь - наша с тобой маленькая смерть на двоих, Кира.
Этот полицейский, он смеется.
Кажется, последнюю фразу я произнес вслух.
Этот полицейский, он говорит, что французы так называют оргазм.

Не для протокола, но несколькими днями позже меня назовут сумасшедшим, а тебя - убийцей. Мы станем, как Сид и Нэнси, два уебка, которые не знали, как справляться со своими чувствами.
Твой отец сойдет с ума, когда прочтет все это.
Мы прославимся с тобой, Райто. Мы станем известны на весь мир.
Два героя, которых впоследствии назовут наркоманами, два ебнутый полудурка, которые даже не нашли сил сдохнуть по-человечески.
Не для протокола, но ты бы долго хохотал над последней записью в этой черной тетрадке.
Когда я нашел ее, первой же моей мыслью было - сделать это. Как единственный способ свести наши игры в ничью. Как единственный способ уберечь тебя от себя. И еще - от других.

Спустя пятнадцать минут после второй нашей по счету встречи, после того, как ты сидел в опасной от меня близости и переставлял шахматные фигурки, я отлучаюсь в туалет.
Я подставляю голову под струю холодной воды. Ледяной воды. Я думаю, что это меня отрезвит. Я бью кулаком по кафельным плиткам и долго смотрю на окровавленные костяшки пальцев.
Кто-то стучится в дверь. Кто-то спрашивает, все ли у меня в порядке.
Я говорю:
-Да.
И пишу на зеркале кровью - "ублюдок".
Тебе пишу.
И тут же смываю красные буквы.
Я возвращаюсь, я говорю, что подскользнулся и упал.
Ты ухмыляешься. Ты прекрасно знаешь, что я там делал. Ты прекрасно отдаешь себе отчет в том, что я тебя уже не выдам. Я попался. У меня руки за спиной уже связаны, тобой скованы.
Ты смотришь на шахматную доску, проводишь пальцем по темному квадратику.
-Шах, - говоришь ты и поднимаешь на меня взгляд.
Я говорю:
-Да?
Ты улыбаешься и говоришь:
-Да.
Это означало: умейте проигрывать.
Не для протокола: никто не сказал этого вслух, но ты знал, что я уже не сумею доказать остальным, что ты - Кира. Ты - убийца. Ты - ублюдок. Никто ничего не признал, никто не произнес об этом ни звука, но Ягами Райто нашел способ выйти сухим из воды. Никто не нарушил молчания, но - знаменитый сыщик Л. втрескался в того самого Киру, которого так хотел отправить на виселицу.
Ты смотришь мне в глаза и улыбаешься.
А я произношу одними губами:
-Ублюдок.
Мы все дружно сделали вид, что ничего не было.

Не для протокола: мы переспали две недели спустя. Две недели и еще четыре дня, если кого-то интересуют подробности.
Мы остались на пару минут одни в комнате, и ты сказал, что сегодня не хочешь возвращаться домой.
Я проживаю каждый миг заново.
Это - вечер, это - холодный ветер в окна, это - романтическая, почти интимная обстановка на пресловутые пару минут. Я думаю о том, что ты - убийца. И еще - о том, что если ты останешься, ночь мы проведем вдвоем.
Ты улыбаешься:
-У тебя ведь только одна кровать, Л.?
В твоих глазах - крупинки предательства цвета горячего шоколада.
Я говорю:
-Зови меня Рюдзаки.
Не для протокола: вот так все это и произошло.
Мы хрустим чипсами с привкусом корицы и смотрим новости. Ведущая сообщает о еще трех загадочных смертях за сегодняшний день. Журналисты считают, что в поисках Киры я не продвинулся ни на шаг.
Кира сидит рядом и ухмыляется, разглядывая симпатичную дикторшу. Ты сидишь со мной рядом и ухмыляешься.
Ты кладешь ладонь мне на колено. Я делаю вид, что ничего не происходит.
Дикторша на экране телевизора делает серьезное лицо.
Ты осторожно поглаживаешь мою ногу, пробираясь все выше. Едва касаясь, словно боясь меня спугнуть.
-Рюдзаки... - наконец, произносишь ты. - Это твое настоящее имя?
Дикторша на экране телевизора говорит, что они только что получили новую информацию.
Я говорю:
-Может быть.
Голос у меня - хриплый от возбуждения. Ты рывком расстегиваешь молнию на моих джинсах. Придвигаешься ближе, забираясь пальцами мне в ширинку. Ублюдок. Убийца. Кои...
Дикторша говорит, что час назад Кира совершил еще одно убийство.
Кира сидит рядом со мной и хочет меня до безумия. Ты хочешь.
-М-м, - ты тихо смеешься мне на ухо. - А ты мне скажешь, если я тебя поцелую?
Не для протокола, но у Ягами Райто чертовски сладкие губы.
Ты медлишь. Дрожащими пальцами гладишь меня по щеке - и медлишь.
В твоих глазах - янтарные крупинки страха.
-Рюдзаки, - ты переходишь на еле слышный шепот. - А знаешь, я не спал еще никогда с парнями.
Я прикусываю губу, чтобы не расхохотаться. Я затыкаю тебя поцелуем.
Дикторша говорит, что по последнним данным, преступность сократилась на семьдесят процентов.
Я думаю о том, сказать ли тебе, что я вообще ни с кем не спал, или не стоит.
Не для протокола, но я немного жалею, что я не сказал тебе этого. Это немного смешно звучит, но я банально не успел.

Когда появился второй Кира, эта идиотка Миса, я готов был ее убить. Ты смеялся мне в лицо. Ты просыпался в моей постели, готовил нам кофе, и, когда приходил твой отец, строил из себя приличного мальчика.
Я подыхал от ревности.
Все, что я мог сделать - единственное, что я мог сделать - обвинить ее во всех смертных грехах. Обвинить по подозрению в том, что она - вторая Кира.
Я не мог позволить тебе убить себя. Тогда не мог. Я продавал оставшиеся капли гордости.
То утро, ты позвонил тогда и сказал, что нам надо поговорить. Маленький ублюдок, Ягами Райто, ты предложил запереть себя, чтобы проверить - Кира ты или нет. Ты сказал, что, возможно, можешь неосознанно убивать людей.
В тот момент я чуть тебя не убил.
Камеры наблюдения. Камеры наблюдения. Камеры наблюдения, толстое стекло между нами и толпа людей, которые не имеют ни малейшего представления, кто ты для меня. Следить за каждым своим словом, следить за каждым своим жестом.
Кадр: ты ухмыляешься в объектив, понимая, что я схожу без тебя с ума.
Нечетко, расплывчато: ты теряешь сознание.
Тебя уносят в медпункт. Ты лежишь в кровати, прикрыв глаза, ослабевший и уставший. Ты улыбаешься.
Картинка меркнет: ты говоришь, что я тебе нужен.
Ты говоришь, что ты нужен мне.
Твой отец до сих пор считает, что ты говорил это лишь потому, что хотел найти настоящего убийцу. Точнее, уже не считает - если он прочел эту писанину.
Ты улыбаешься и держишь меня за руку.
Не для протолкола, но - никогда в жизни гребаный сыщик, больше известный, как Л. не был так счастлив.
На несколько дней мир перестал сущестовать.
На тот момент, я перестаю понимать, что вообще происходит. Ты ведешь себя так, как не вел никогда раньше.
Ты целуешь меня за спиной твоего отца, и я захдыхаюсь от этого безумия. Я захлебываюсь в ощущениях. Ты водишь пальцем по моей щеке и спрашиваешь:
-Скажи, Рюздаки, я ведь не Кира, правда?
Я закрываю глаза. Если это все вранье, то дай мне пожить в этом лживом раю еще немного.
И я говорю:
-Нет. Не Кира.
Твой отец смотрит на нас и улыбается.
Той ночью я готов был умереть от твоей нежности.
Этот рай длился ровно три недели. А потом мне пришлось тебя убить.

В твоих глазах цвета кофе с золотистыми крупинками предательства проскальзывает усмешка. На секунду я вижу тебя прежнего. На какую-то секнуду, и тут же - ты отворачиваешься, вперившись взглядом в монитор, продолжая нести какую-то чушь.
Я дохну, я тихо дохну - от невозможности играть с тобой дальше.
Я улыбаюсь:
-Райто, хочешь кофе?
Конечно, хочешь. Кофе и еще меня.
На меня тебя уже не хватило. Две таблетки снотворного - и ты спишь беспробудным сном.
Не для протокола: я не хотел рыться в твоих вещах, Райто, но у меня не было выбора.
Не для протокола, но было очень и очень глупо приносить ее сюда, даже с учетом того, что я влюблен в тебя до безумия.
Не для протокола, но последняя запись в тетради смерти - умрут утром через три секунды после наступления оргазма. Твое имя. Мое имя.
Написано даже не кровью.